Публикации
Попала в десяточку
- Услуга: Арбитраж и внесудебное разрешение споров
- Дата: 18.07.2018
Запуск нового проекта Lady in Law в России был ознаменован яркой датой - 100 лет как российские женщины пришли в юридическую профессию. Ирина Оникиенко, партнер Capital Legal Services, Член Совета Федеральной Палаты адвокатов, вошла в первый выпуск журнала The Lawyer, где рассказала о начале своей карьеры и самом интересном в профессии.
С полной версией интервью можно ознакомиться по ссылке: https://lawyer-magazine.ru/people/irina-onikienko/
В детстве Ирина мечтала стать доктором. Мама работала в реанимации медсестрой. Ее белый халат, стерильная аура и благоговейное отношение к профессии работали лучше любой рекламы. И на учебно-производственную практику в старших классах Ирина записалась на детскую педиатрию. Но, посетив в очередной раз больницу с больными детьми, вдруг поняла, что не хочет этим заниматься.
Сразу стал вопрос: тогда чем? Присущее ей обостренное чувство справедливости звало если не лечить, то спасать. И тогда пришла идея – стать адвокатом. Хотя ни одного юриста она в глаза не видела (отец был военным), но зато читала про них в книгах, и они ей нравились.
Секретарь суда
Решила поступать на юрфак Ленинградского университета, хотя, сказать по правде, была к этому не готова. Срезавшись на английском, вернулась домой, в Петрозаводск и… устроилась на работу секретарем в Верховный суд Республики Карелия.
Ирине было тогда всего 16 лет. И вот на нее, воспитанной на классической литературе, вдруг обрушились дела расстрельные, убийства изуверские, изнасилования малолетних… Компетенция у суда была такая – рассматривать дела большой тяжести и даже назначать «высшую меру». Смертная казнь тогда была еще в ходу.
Попав в этот мир разбойников, убийц и насильников, Ирина первое время не могла ни спать, ни есть. Перед ее глазами стояли фотографии из дел: трупы, части тел, и злодеи, совершившие смертоубийство. Но, сидя на заседаниях, она старательно искала в каждом убийце Раскольникова. Ей очень хотелось увидеть, почувствовать, что подсудимый раскаивается, что страдает от того, что совершил смертный грех.
Попав в этот мир разбойников, убийц и насильников, Ирина первое время не могла ни спать, ни есть. Но, сидя на заседаниях, она старательно искала в каждом убийце Раскольникова.
А прокурор представлялся ей рыцарем на белом коне, пришедшем, чтобы изобличить и победить злодея. Причем только одним способом – расстрелять.
Однажды ей пришлось участвовать в выездном заседании в далеком карельском поселке на берегу Онежского озера. Слушалось дело об убийстве мальчика. Одноклассники забили его до смерти.
Поселковый клуб. Суд – на сцене. Народ в зале. Яблоку негде упасть. Какие-то тетки в платках, без возраста, с тупыми и безразличными лицами лузгают семечки. И Ирину от этого оторопь берет. Как они могут? Тут мальчика убили, а они…
И вот поднимается прокурор Пасаманик. Бывалый, боевой, он войну прошел. Стал говорить – и тишина в зале. И сразу ожил тот страшный день, когда они стали его бить, как он упал, и они били ногами, и никак не могли добить, и в конце концов привязали к шее батарею и утопили. Эти, в платочках, семечки грызть перестали и носами захлюпали. А через пять минут уже половина зала рыдала. И уже не важно было то, о чем говорили адвокаты. У всех перед глазами стояла картина страшного преступления. И желание было только одно – наказать убийц.
Но через полгода работы в Верховном суде Ирина поняла, что быть прокурором все-таки значительно проще, чем быть адвокатом. За первым – вся государственная машина, включая суд, а адвокат зачастую один против всех.
Ей часто приходилось бывать в СИЗО, знакомить приговоренных с протоколами судебных заседаний. Поначалу боялась до ужаса, все казалось, что на нее накинутся и убьют. Терять-то им нечего, высшая мера! Злодеи, конечно, были с наручниками, прикованы, но Ирина все-таки просила конвоиров, чтобы они не выходили из помещения.
Со временем представления о заключенных стали меняться. Не то, чтобы она с ними особо разговаривала, но они что-то спрашивали, Ирина что-то отвечала, поясняла, и видела, с какой благодарностью они воспринимают эту пусть даже элементарную помощь. И она вдруг поняла, что эти люди, что бы они ни совершили, тоже нуждаются в помощи. Потому что когда весь мир ополчается против них, когда от них отвернулись даже самые близкие люди, их все равно должен кто-то защищать.
И уже через полгода работы в суде хотела быть только адвокатом. Она знала, видела: работа эта тяжелая, не всегда благодарная и даже вредная для здоровья. Она сочувственно смотрела на то как даже крепкие с виду мужчины глотают валидол и пьют валерьянку. Потому что отмахнуться от того прессинга, какой на них оказывался всей судебной машиной вкупе с общественностью так просто было нельзя. Все резонансные дела в Верховном суде республики слушались на первом этаже. Окна открывали настежь. И люди на улице стояли и слушали. Энергетика толпы, готовой растерзать насильника и убийцу, проникала в зал. И, конечно, адвоката воспринимали как пособника обвиняемого.
Ирина была одной из немногих, которая думала иначе. Когда она познакомилась с ними ближе, вникла в суть их труда, то поняла: они и есть настоящая юридическая элита. В Петрозаводске тогда было не больше 40 адвокатов, и она знала их всех в лицо и по имени.
Были лично знакомы с адвокатами и многие другие участники процесса – судьи, следователи, прокуроры. Но не в пример многим нынешним своим коллегам не переносили процессуальное противоборство в личное отношение к защитникам. Тогда юристы Петрозаводска все вместе отмечали большие праздники, занимались спортом, и относились друг к другу предельно уважительно, не взирая на принадлежность к той или иной специальности.
Уезжаю в Ленинград...
Отправляясь на следующий год в Ленинград поступать на юрфак, Ирина уже твердо знала, кем станет после университета. Но — вновь фиаско. Она поступала четыре раза! И, кстати, хорошо, в общем-то сдавала, на 4 и 5, но не проходила по конкурсу, не набирала бал. Уже и дома, и на работе все переживали: «Сколько ты можешь мучиться? Давай уже на заочный!» А она — ни в какую: «Нет, только очный». Юрфак ЛГУ — был ее голубой мечтой. Всякий раз попадая в Дом двенадцати коллегий, где располагалась приемная комиссия, Ирина испытывала священный трепет. Да и сейчас, проходя мимо этого места, до сих ощущает благоговение.
Отправляясь на следующий год в Ленинград поступать на юрфак, Ирина уже твердо знала, кем станет после университета. Но – вновь фиаско. Она поступала четыре раза!
Четвертый раз оказался удачным. И насколько ей сложно было поступать, настолько легко было учиться. Процесс она знала даже лучше тех, кто закончил университет. Экзамены сдавала на раз.
На втором курсе вышла замуж, а на третьем забеременела. Но даже это не могло оторвать ее от учебы. Ирина сдала весеннюю сессию и уехала. А потом приехала в ноябре уже с ребенком. Однокурсники спрашивали: «Где ты была?» Отвечала: «Ребенка рожала». И спокойно продолжала учиться. Чтобы ребенок все время был под присмотром, муж перевелся на вечерний. Подменял Ирину утром, а она его вечером.
Ей так понравилось учиться, что решила продолжить. Поступила в аспирантуру, на кафедру гражданского процесса. Но внезапная смерть мамы заставила Ирину вернуться Петрозаводск. Там она подала заявление в Карельскую республиканскую коллегию адвокатов.
Адвокатское крещение
Пришла в адвокатуру одновременно с однокурсником по университету Мишей Ямчицким, который сейчас является председателем Адвокатской палаты Республики Карелия. И вместе с ним отправилась в Прионежский районный суд защищать интересы двух товарок, которые совершили кражу из магазина сельпо. Защита была бесплатной, по 49-й статье тогдашнего УПК.
Дела такого рода тогда решались просто: украл мешок комбикорма — сел, украл мешок картошки — сел. Адвокату оставалось только подписывать документы. Но для них это было первое дело. И они постарались подойти к нему со всей ответственностью. Понимали, где еще опыта наберешься, как ни в живом деле? И кто тебе предложит что-то стоящее, если ты ничего пока еще не знаешь?
Почитали дело, вроде бы все чин по чину, и главное — обвиняемые все признают. Что делать?
Поговорили с подзащитными. Простые женщины, затюканные, не очень благополучные, напуганные тем, что их, как отпетых преступников, заключили под стражу, на все согласные. Не за что было зацепиться. Но ведь первое дело! От отчаяния стали подсчитывать деньги и килограммы. И поняли: такого количества продуктов их подзащитные физически унести не могли.
Ощущение первого заседания до сих пор в памяти. В зале — только несколько человек, но такое чувство, будто ты на сцене театра при аншлаге. Прокурор, судья с заседателями, ну и кто-то из родственников. Юные адвокаты так разложили все по полочкам, что дело, конечно, было переквалифицировано. Тетенек освободили из-под стражи и отпустили с миром. Они даже спасибо защитникам сказать не успели — так были ошарашены, и вообще мало понимали, что с ними происходит.
Ирина была безмерно счастлива, что стала адвокатом, влилась в круг талантливых и свободных людей. Здесь работали настоящие корифеи — отец Миши Ямчицкого — Аркадий Викторович Розеноер, Илья Владимирович Розенграуз, Борис Исаевич Залкинд — три знаменитых петрозаводских еврея, люди энциклопедических знаний, старой адвокатской школы, отдавшие адвокатуре всю свою жизнь. Она до сих пор благодарна им за науку, которую не получишь ни в одном университете.
Благодарная профессия
С той поры прошло много лет. А у Ирины до сих пор не проходит чувство эйфории от того, чем занимается. «Попала в десяточку! — говорит она о своей профессиональной судьбе. — Я больше ничего так профессионально делать не умею. Хотя, наверное, могла бы преподавать, потому что это мне тоже нравится. Мне кажется, что юрист — благодарная профессия, особенно, когда ты адвокат. Многие мои клиенты стали моими друзьями». Сейчас Ирина живет в Санкт-Петербурге, является партнером крупной консалтинговой компании. Для этого ей пришлось освоить новые направления практики, работать по 12-14 часов в день, выучить английский и научиться мыслить на много ходов вперед. Но и это случилось не сразу.
«Попала в десяточку! – говорит она о своей профессиональной судьбе. – Я больше ничего так профессионально делать не умею.
— У меня было две попытки уехать в Питер, — рассказывает она. — Первый раз меня пригласили, когда дочери было 13 лет. Я пришла в фирму, где меня давно ждали, попробовала, посидела неделю в офисе, и поняла, что работа в бизнес-консалтинге не совместима с семьей, вообще. Если у тебя нет поддержки бабушек, дедушек, кого-то, кто будет заботиться о твоем ребенке, пока ты 24 часа спасаешь российский бизнес, лучше не начинать. Невозможно приехать в этот город с семиклассницей, отправить ее в новую школу, в новую обстановку и быть за нее спокойной. Поэтому я сказала: «Нет, нет и нет!» У меня очень сильное чувство самосохранения, как у любого скорпиона. И только потом, когда Аня закончила школу, поступила в Санкт-Петербургский университет, я с чувством выполненного долга перебралась в Питер.
В 2016 году она была избрана в Совет Федеральной палаты адвокатов, и видит свою миссию в том, чтобы найти оптимальные формы вхождения юридических консалтинговых фирм в адвокатуру.